Трактовка литературного творчества Гоголя по Набокову и Розанову

План:

Введение.

1. Гоголь глазамиНабокова.

1. «Ревизор»

2. «Мертвые души»

3. «Шинель»

2. Розановскоевосприятие творчества Гоголя.

Заключение

Список использованной литературы.

«Я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадает меня совершенно».Гоголь

Введение

Николай Васильевич Гоголь. Наверное, вряд ли найдется в России другой такой писатель, чья личность и судьба были быстоль же окутаны тайнами и легендами, как личность этого человека.

Многие поколения критиков ичитателей до сих пор не в силах разгадать загадочной природы Гоголя и егопроизведений. Смысл творений этого великого писателя постоянно ускользает отнас, словно тот намеренно не хотел открывать его читателям, и, несмотря наогромное количество толкований, произведения Гоголя отнюдь не спешатстановиться проще и понятнее читателям.

Сразу же после издания гоголевскихкниг, «миром» были предприняты попытки дать определенную трактовку еготворениям.

Согласно одной из теорий, котораясуществует и в наше время, гоголевское творчество является творчествомсоциальным. Приверженцы такого подхода видели в творениях Гоголя сатиру наобщество, на царящие в те времена нравы и пороки. Но даже в рамках подобнойтеории не наблюдалось единства мнений. Одни читатели и критики считали, что всвоих книгах, таких как «Ревизор» и «Мертвые души», Гогольклевещет на Россию и рисует злостную карикатуру на ее действительность. Другиеже с сокрушением признавали, что Гоголь в определенной степени прав в своейсатире.

Однако в любом случае, подобнаятрактовка гоголевских книг весьма ограниченна и не отражает всей их глубины. Витоге столь негативного восприятия обществом его произведений, Гоголь напротяжении всей своей оставшейся предпринимал попытки объяснить читателям икритикам свою позицию и смягчить гнетущее впечатление, возникающее послепрочтения его книг. Это стало причиной того, что он взялся за написание"Развязки «Ревизора», «Выбранных мест из переписки с друзьями», задумал 2-ой том «Мертвых душ», в котором, помимо Чичикова, вводилисьцеликом положительные персонажи.

Прошло время, но подход к трактовкегоголевского творчества в советский период оставался прежним. На пониманиепроизведений Гоголя наложило неизгладимый отпечаток социально-идеологическоевосприятие. Согласно нему, Гоголь представлялся великим сатириком, который наудивление глубоко и точно выявил пороки крепостнического общества и указалобщественности на них в своих книгах.

Однако среди столь распространенныхобщепринятых трактовок гоголевских творений находятся и такие, которые идут вразрез с ними. Примером подобных точек зрения на книги Гоголя могут служитьмнения русского писателя-эмигранта В. В. Набокова и писателя и публициста В. В.Розанова.

II. Гоголь глазами Набокова

Творчество великого русскогописателя Владимира Владимировича Набокова во многом перекликалось с творчествомГоголя, в нем было много схожим моментов, вот поэтому, наверное, личностьГоголя всегда представляла для него огромный интерес.

Однако только тогда, когда Набоковапопросили прочитать курс лекций по русской литературе для американскихстудентов, у него появилась возможность сформулировать и выразить своеотношение к этому великому писателю. Следует сразу заметить, что это былавесьма непростая задача, ведь Набоков был вынужден объяснять иностранцам такиевещи, которые порой не были понятны даже тем, кто читал произведения Гоголя нарусском языке. Так что тут говорить об иностранцах, ведь при переводе зачастуютерялись многие тонкости и нюансы, от которых напрямую зависел смыслпрочитанного.

Раскрывая образ Гоголя, Набоковрешает пойти по уже протоптанной дорожке и начать свое повествование сбиографии писателя. Он выстраивает перед своими слушателями следующую цепочку, которая отражает основные этапы жизни Гоголя: смерть — болезнь — путешествия -творчество — детство. По мнению Набокова, корни творчества Гоголя уходят в егодетство, в то время как причина смерти кроется в его творчестве.

Набоков обладал уникальной манеройизображения чего-либо, порой не столь литературоведческой, скольхудожественной. Он представляет Гоголя человеком больным, склонным к выдумкам ифантазиям и, в определенной степени, просто странным. Набоков полагал, чтомногие гоголевские путешествия, столь красочно описанные им в письмах своейматери, на самом деле были просто выдуманы им, как, впрочем, и многие фактысобственной биографии. Даже в религиозности Гоголя не могли не проявиться егостранности, что заключалось в настоящей фанатичности с одной стороны, и боязньюне столько Бога, сколько Дьявола — с другой.

Однако Набоков, пускаясь врассуждения о судьбе Гоголя, старается быть максимально объективным, простоописывая события и не высказывая каких-то конкретных оценок и суждений.

И тем не менее, как только речьзаходит о литературных опытах Гоголя, а именно о поэме «ГансКюхельгартен», Набоков не удерживается от критики в адрес писателя иназывает это произведение «полнейшей, беспросветной неудачей».Набоков был не одинок в этом мнении. Сам Гоголи посчитал поэму своим провалом, о чем свидетельствует то, что все экземпляры «Ганса» были скуплены им изкнижных лавок и преданы огню.

Через некоторое время в свет выходитпервый, а затем второй тома «Вечеров на хуторе близ Диканьки», принесшие Гоголю славу. Набоков относился к ним с прохладцей: «Два тома"Вечеров», так же как и два тома повестей, озаглавленных"Миргород" оставляют меня равнодушными. Однако именно этимипроизведениями, юношескими опытами псевдоюмориста Гоголя, русские учителязабивали головы своих учеников. Подлинный Гоголь смутно проглядывает в"Арабесках" и раскрывается полностью в «Ревизоре»,"Шинели" и «Мертвых душах». И далее: «В периодсоздания „Диканьки“ и „Тараса Бульбы“ Гоголь стоял на краюопаснейшей пропасти… Он чуть было не стал автором украинских фольклорныхповестей и красочных романтических историй. Когда я хочу, чтобы мне приснилсянастоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском томза томом „Диканьки“ и „Миргороды“ о призраках», которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках".

И наконец теперь мы подходим кпроизведениям, которые Набоков отмечал как важнейшие: «…Гоголь былавтором всего лишь нескольких книг, и намерение написать главную книгу своейжизни совпало с упадком его как писателя: апогея он достиг в"Ревизоре», «Шинели» и первой части «Мертвыхдуш».

1.1 «Ревизор»

Эта пьеса, написанная в 1835 году ипоставленная в Петербургском театре 19 апреля 1836 года, а в Москве — 25 мая1836 года, была названа Владимиром Владимировичем Набоковым «самой великойпьесой, написанной в России (и до сих пор не превзойденной)…»

Традиционная точка зрения критиковна «Ревизора» была однозначной — гениальное сатирическоепроизведение, высмеивающее бюрократическое общество и его пороки. Набоковназвал в своей статье «Государственный призрак», посвященной"Ревизору", таких критиков «наивными душами», которые"неизбежно должны увидеть в пьесе яростную социальную сатиру, нацеленнуюна идиллическую систему государственной коррупции в России…"

По мнению Набокова, «…сюжет"Ревизора» так же не имеет значения, как и все сюжеты гоголевскихпроизведений. Более того, если говорить о пьесе, фабула ее, как и у всехдраматургов, лишь попытка выжать до последней капли забавное недоразумение. По-видимому, Пушкин подсказал эту фабулу Гоголю, посмеявшись над тем, как вовремя ночевки в нижегородском трактире он был принят за важного столичногочиновника…" Далее, он внимательно рассматривает и по-своему трактуеткомпозицию пьесы: «В пьесе нет экспозиции. Молния не теряет времени наобъяснение метеорологических условий. Весь мир — трепетный голубой всполох, имы посреди него. Единственная театральная традиция, которой придерживалсяГоголь, это монологи, однако ведь и люди разговаривают сами с собой во времятревожного затишья перед грозой, ожидая первого грома. Действующие лица — людииз того кошмара, когда вам кажется, будто вы уже проснулись, хотя на самом делепогружаетесь в самую бездонную пучину сна.» Набоков вообще считалпроизведения Гоголя как бы «сновидческими», чья реальность существуетпо законам сна, то есть не поддается обычной логике.

Особое внимание Набоков такжеуделяет так называемым «второстепенным» персонажам, внимательновыискивая их следы во всем тексте «Ревизора». Вот что он пишет поэтому поводу: «У Гоголя особая манера заставлять «второстепенных"персонажей выскакивать при каждом повороте пьесы (романа или рассказа), чтобына миг блеснуть своим жизнеподобием. В «Ревизоре» этот приемобнаруживается с самого начала, когда городничий Сквозник-Дмухановский читаетстранное письмо своим подчиненным — смотрителю училищ Хлопову, судье Тяпкину-Ляпкинуи попечителю богоугодных дел Землянике.» Причем автора статьи оченьзанимают эти персонажи, поскольку если Чехов «…как-то заявил., что еслив первом действии на стене висит охотничье ружье, в последнем оно непременнодолжно выстрелить», то «…ружья Гоголя висят в воздухе и нестреляют; надо сказать, что обаяние его намеков и состоит в том, что они никакне материализуются».

Так же Набоков обращает внимание наимена, которые дает свои героям автор «Ревизора»: «…смотрительучилищ Хлопов, судья Тяпкин-Ляпкин и попечитель богоугодных дел Земляника. Обратите внимание, что это за фамилии… Фамилии, изобретаемые Гоголем, — всущности клички…»

Пожалуй, что мир второстепенныхперсонажей занимает Владимира Владимировича Набокова значительно больше, чемвнешнее действие и главные герои, так как «персонажи «Ревизора"реальны лишь в том смысле, что они реальные создания фантазии Гоголя».Напротив, «.потусторонний мир, который словно прорывается сквозь фонпьесы, и есть подлинное царство Гоголя. И поразительно, что все эти сестры, мужья и дети, чудаковатые учителя, отупевшие с перепоя конторщики иполицейские, помещики, пятьдесят лет ведущие тяжбу о переносе изгороди, романтические офицеры, которые жульничают в карты, чувствительно вздыхают о провинциальныхбалах и принимают приведение за главнокомандующего, эти переписчики инесуществующие курьеры — все эти создания, чья мельтешня создает самую плотьпьесы, не только не мешают тому, что постановщики зовут действием, но явнопридают пьесе чрезвычайную сценичность.

На этом не подвластном здравомусмыслу заднем плане толпятся не только живые существа, но и вещи, которыепризваны играть ничуть не меньшую роль, чем одушевленные лица: шляпная коробка, которую городничий надевает на голову, когда, облачившись в роскошный мундир, врассеянности спешит навстречу грозному призраку, — чисто гоголевский символобманного мира, где шляпы — это головы, шляпные коробки — шляпы, а расшитыйзолотом воротник — хребет человека."

Так перед нами раскрывается совсеминой взгляд на творчество Гоголя и на его конкретное произведение — пьесу"Ревизор". Здесь мы видим совсем иной мир, который открывает намНабоков, и дальнейшее его развитие последует в «Мертвых душах».

1.2 «Мертвые души»

Об этой поэме Набоков пишет в статье"Наш господин Чичиков". Здесь, как и в критическом комментарии к"Ревизору", он опровергает общепринятую точку зрения, согласнокоторой Гоголя следует расценивать, как сатирика. «Русские критикисоциального направления видели в „Мертвых душах“ и"Ревизоре» обличение общественной пошлости, расцветшей вкрепостнической, бюрократической русской провинции, и из-за этого упускалиглавное. Гоголевские герои по воле случая оказались русскими помещиками ичиновниками, их воображаемая среда и социальные условия не имеют абсолютноникакого значения.

…Их среда и условия, какими бы онине были в «реальной жизни», подверглись такой глубочайшей перетасовкеи переплавке в лаборатории гоголевского творчества, что искать в «Мертвыхдушах» подлинную русскую действительность бесполезно…" И далее:"Некоторые имена: Макдональд Карлович, Маклатура Александровна — являютсяверхом кошмарной бессмыслицы. Непонятно, какой надо иметь склад ума, чтобыувидеть в Гоголе предшественника натуральной школы и реалистического живописаниярусской жизни."

По Набокову, «Мертвыедуши» — «грандиозное сновидение», а ее герой, Павел ИвановичЧичиков — «всего лишь низкооплачиваемый агент дьявола, адскийкоммивояжер… Пошлость, которую олицетворяет Чичиков — одно из главныхотличительных свойств дьявола…»

И опять автора статьи словнозавораживает второй план поэмы, который он считает подлинно Гоголевским:"…персонажи второго плана утверждают свое существование иногдапростейшим способом: используя манеру автора подчеркивать то или иное обстоятельствоили условие и иллюстрировать их какой-нибудь броской деталью. Картина начинаетжить собственной жизнью…" Набоков разыскивает части этой картины во всейпоэме. Его внимание также привлекают некоторые детали, например, бричкаКоробочки, в котором та приезжает в город N, или шкатулка Чичикова."Гоголь описывает вовсе не внутренность шкатулки, а круг ада и точнуюмодель округлой чичиковской души… Шкатулка также могла быть женой Чичикова, втакой же мере, как шинель была любовницей Акакия Акакиевича или колокольняШпоньки — его тещей. Заметьте, что имя единственной помещицы в книге — госпожаКоробочка."

Итак, по мнению ВладимираВладимировича Набокова, «Мертвые души» представляют собой"калейдоскопический кошмар, который простодушные читатели много лет крядупринимали за «панораму русской жизни»…"

Некоторое внимание автор статьиуделяет и замыслу Гоголя создать второй и третий том «Мертвых душ».Набоков не без основания считал, что «создание второй части было скованопервой частью…» Он пишет: «Гоголь надеялся использовать ту жеканву, вышив на ней новый узор — а именно подчинив книгу определенной задаче, которая отсутствовала в первой части, а теперь, казалось, стала не толькодвижущей силой, но и первой части сообщала задним числом необходимый смысл."В рассуждениях о создании второго и третьего тома можно усмотреть также и точкузрения Владимира Владимировича Набокова на личность Гоголя через призму еготворчества. Одним из важнейших факторов, повлиявших на творчество создателя"Мертвых душ», стала как бы «раздвоенность» его личности, совмещавшей в себе фантазера-художника и обычного человека, богобоязненного, уважающего закон гражданина.

В статье Михаила Кураева"Памятник Гоголю" две личности Гоголя как бы идентифицированы сМоцартом и Сальери. Старательный Сальери пишет «Ганса Кюхельгартена».Но Моцарт выхватывает у него перо и пишет одно за другим нетленныепроизведения, ставшие жемчужинами русской литературы — «Ревизора» и"Мертвые души". Робкий Сальери оправдывается за смелые слова Моцарта"Развязкой «Ревизора», «Выбранными местами из переписки сдрузьями». Сальери же пытается написать созидательные второй и третий том"Мертвых душ". Вот эта-то раздвоенность делает Гоголя стользагадочной личностью в нашей литературе. И подобные мысли высказывает и Набоковв своих комментариях к истории создания второго и третьего тома «Мертвыхдуш»: «На самом деле он пытался создать книгу, угодную иГоголю-художнику и Гоголю-святоше.

Законченные «Мертвые души"должны были рождать три взаимосвязанных образа: преступления, наказания, искупления. Достигнуть этой цели было невозможно не только потому, чтонеповторимый гений Гоголя, если бы он дал себе волю, непременно сломал бы любуюпривычную схему, но и потому, что автор навязал главную роль грешника такойличности (если Чичикова можно назвать личностью), которая до смешного ей несоответствовала и к тому же вращалась в той среде, где такого понятия, какспасение души, просто не существовало.»

1.3 «Шинель»

"Шинель" Гоголя — гротески мрачный кошмар, пробивающий черные дыры в смутной картине жизни. Поверхностный читатель увидит в этом рассказе лишь тяжеловесные ужимкисумасбродного шута; глубокомысленный — не усомниться в том, что главноенамерение Гоголя было обличить ужасы русской бюрократии. Но и тот, кто хочет всластьпосмеяться, и тот, кто жаждет чтения, которое «заставляетзадуматься», не поймут, о чем же написана «Шинель». Подайте мнечитателя с творческим воображением — эта повесть для него" - вот что пишетНабоков по поводу этой повести из серии «Петербургских повестей».

В своей статье «Апофеозличины» Набоков анализирует также композицию и сюжет «Шинели». Окомпозиции повести он пишет так: «…Рассказ развивается так: бормотание, бормотание, лирический всплеск, бормотание, лирический всплеск, бормотание, лирическийвсплеск, бормотание, фантастическая кульминация, бормотание, бормотание ивозвращение в хаос, из которого все возникло.» И о сюжете: «Подлинныйсюжет (как и всегда у Гоголя) в стиле, во внутренней структуре этоготрансцендентального анекдота.»

В конце своей лекции о ГоголеНабоков как бы обобщает те комментарии, которые он рассыпал по всему тексту. Внескольких предложениях он пытается выявить суть творческого процесса Гоголя, ту движущую силу, что подтолкнула писателя на создание загадочных шедевров.

«Уравновешенный Пушкин, земнойТолстой, сдержанный Чехов — у всех у них бывали минуты иррациональногопрозрения, которые одновременно затемняли фразу и вскрывали тайный смысл, заслуживающий этой внезапной точки смещения. Но у Гоголя такие сдвиги — самаяоснова его искусства, и поэтому, когда он пытался писать округлым почеркомлитературной традиции и рассматривать рациональные идеи логически, он терялдаже признаки своего таланта.»

«Абсурд был любимой музойГоголя, но когда я употребляю термин „абсурд“, я не имею в виду нпричудливое, ни комическое. У абсурдного столько же оттенков и степеней, сколько у трагического, — более того, у Гоголя оно граничит страгическим.»

Как бы подытоживая, Набоков пишет, что «произведения Гоголя, как и всякая великая литература, — это феноменязыка, а не идей.»

Надо сказать, что тема Гоголя былаособенно близка Владимиру Владимировичу Набокову, так как в его творчествемногое сродни гоголевскому творческому принципу. Так что в какой-то мере онпишет и о себе. И его произведения можно назвать «феноменом языка».

Работу Набокова нельзя назвать вполной мере литературоведческой. Скорее это сугубо личный, субъективный взглядодного писателя на другого. Он не идеализирует Гоголя, скорее наоборот, делаетакцент на неудачах писателя. Считая, что Гоголь — «автор лишь несколькихкниг», Набоков наибольшее внимание уделяет «Ревизору»,"Мертвым душам" и «Шинели». Он восхищается языком НиколаяВасильевича Гоголя, его фантазией, создавшей неповторимый,"сновидческий" мир его книг.

III. Розановское восприятиетворчества Гоголя

Впервые Василий Васильевич Розанов"наткнулся" на Гоголя, когда работал над книгой о Достоевском, над"Легендой о Великом инквизиторе". И поскольку взгляд его на великогорусского писателя был более чем нетрадиционен и неоднозначен, он вызвал массуопровергающих заявлений и статей, среди авторов которых были Говоруха-Отрок иГригорьев. В ответ Розанов написал так называемое приложение к «Легенде оВеликом инквизиторе» — два этюда о Гоголе, «Пушкин и Гоголь» и"Как произошел тип Акакия Акакиевича". Позже он еще много писал оГоголе — «Гоголевские дни в Москве», «Гоголь», «Отчегоне удался памятник Гоголю?», «Гоголь и Петрарка», посвятил емунекоторые отрывки из «Опавших листьев».

Надо сказать, что точка зренияРозанова на творчество Гоголя еще более категорична и необычна, чем у Набокова.

Но прежде давайте рассмотримнекоторые особенности творческой манеры Розанова. Он, как и Набоков, ни в коемслучае не записной литературовед и критик. Его критические очерки не только глубокоиндивидуальны, но они, как и у Набокова, — художественны. Увлекшись, Розановзачастую подтасовывает факты, а то и вовсе не замечает их, если они нарушаютцельность картины, которую он создает для подтверждения своих идей.

Розанов считал Гоголя одним из самыхзагадочных русских писателей, может быть, самым загадочным. Он рассматривал еготворчество как тайну, ключ к разгадке которой едва ли можно вообще подобрать. Спорные взгляды Розанова помогают нам лучше проникнуть в глубину творчестваГоголя.

Иногда, читая Розанова, кажется, чтоон буквально был болен Гоголем, и что в его воображении Гоголем болела всяРоссия. Так что исцеление, освобождение от Гоголя имело для Розанова не тольколичный, но и социальный смысл. «Да Гоголь и есть Алекс<андр> Мак<едонский>, — пишет Розанов. — Так же велики и обширны завоевания». Писатель какзавоеватель — фигура мало симпатичная. Завоевание подразумевает захват, насилиеи даже — надругательство.

Розанов в своих этюдах опровергал А. Григорьева, который писал, что «вся наша новейшая литература всходит изГоголя», и предложил диаметрально противоположный тезис: «русскаяновейшая литература „вся в своем целом; явилась отрицанием Гоголя, борьбойпротив него“ Она сводится к тому, что русские читатели не поняли „обмана“: ониприняли „мертвые души“ за реальное отображение социального характера целогопоколения — поколения „ходячих мертвецов“ — и возненавидели это поколение. Засвою „гениальную и преступную клевету“ Гоголь, по мнению Розанова, понесзаслуженную кару (конец его жизни), но воздействие гоголевского творчества, негативным образом отразилось на развитии русского общества.»

«С Гоголя именно начинается внашем обществе потеря чувства действительности, равно как от него же идетначало и отвращения к ней».

И далее: «После Гоголя стало нестрашно ломать, стало не жалко ломать. Таким образом, творец „Мертвыхдуш“ и „Ревизора“ был величайшим у нас… политическимписателем.»

«Мертвым взглядом посмотрелГоголь на жизнь, и мертвые души только увидал он в ней. Вовсе не действительностьотразил он в своих произведениях, но только с изумительным мастерствомнарисовал ряд карикатур на нее: от этого-то и запоминаются они так, как немогут запомниться никакие живые образы.»

Надо сказать, что личность Гоголя ито влияние, которое оказало его творчество на судьбу России, занимала Розановагораздо больше, нежели анализ и разбор конкретных произведений. Как и Набоков, Розанов выделял «Мертвые души», «Ревизора» и"Шинель", однако его интересовали и другие произведения Гоголя. Например, опровергая (так же как и Набоков) мысль о том, что Гоголь являетсяоснователем реализма в русской литературе, он упоминает некоторые другиепроизведения Гоголя: «Гоголь — какой-то кудесник. Он создал третий стиль. Этот стиль назвали „натуральным“. Но никто, и Пушкин не создавалтаких чудодейственных фантазий, как Гоголь. „Вий“ и „Страшнаяместь“ суть единственные в русской литературе, по фантастичности вымысла, повести, и притом такие, которым автор сообщил живучесть, смысл, какое-тостранное доверие читателя и свое. …Разве меньше, так сказать, фантазии мысли, фантазии мышления, узких и странных его коридорчиков, в „Невскомпроспекте“, в „Риме“? Наконец, что за странность рассказываетсянам в „Носе“?»

Подробного разбора ВасилийВасильевич Розанов удостоил лишь «Шинель» в своем этюде «Какпроизошел тип Акакия Акакиевича», так как считал, что типаж Башмачкинаочень характерен для всего творчества Гоголя и «до известной степениобъединяющий в чертах своих если не все, то главные им созданные типы».

Розанов подробно рассматриваетисторию создания повести от анекдота до последней редакции. Вначале мызнакомимся с сюжетом, послужившим фабульной основой для «Шинели».Некий чиновник купил дорогое ружье и во время охоты потерял его. От огорченияон заболел. Тогда его друзья в складчину купили ему новое ружье.

Василий Васильевич Розанов сравнилобраз чиновника из анекдота с образом Акакия Акакиевича Башмачкина, героя"Шинели", из ранней и поздней редакции. Он внимательно отследилтрансформацию героя гоголевской повести, все изменения, причем начал свойанализ с первых строк «Шинели».

В результате Розанов приходит квыводу, что «сущность художественной рисовки у Гоголя заключалась в подборке кодной избранной, как бы тематической черте создаваемого образа других все подобныхже, ее только продолжающих и усиливающих черт, со строгим наблюдением, чтобысреди них не замешалась хоть одна, дисгармонирующая им или просто с ними несвязанная черта (в лице и фигуре Акакия Акакиевича нет ничего не безобразного, в характере — ничего не забитого). Совокупность этих подобранных черт, какхорошо собранный вогнутым зеркалом пук однородно направленных лучей, и бьетярко, незабываемо в память читателя».

И здесь мы видим, как считаетРозанов, «уже не сужение, но искалечение человека против того, что и каковон в действительности есть». Причем он полагал, что такое"искалечение" есть одна из характерных для творчества Гоголя черт, пожалуй, даже основная. В чем же, по Розанову, причина столь разрушительногодействия гения Гоголя?

Розанов судит Гоголя по тому, чтоГоголь создал, и находит, что Гоголь сам не ведал, что творил. Именно в этомневедении, которое Розанов считает роковым для России, заключается «главнаятайна Гоголя»: «Он показал всю Россию без-доблестной, — небытием. Показал с такойневероятной силой и яркостью, что зрители ослепли и на минуту перестали видетьдействительность, перестали что-нибудь знать, перестали понимать, что ничегоподобного „Мертвым душам“, конечно, нет в живой жизни и в полноте живой жизни. Один вой, жалобный, убитый, пронесся по стране: „Ничего нет…“ „Пусто!“…"Пуст Божий мир»…". Таким образом, Гоголь непроизвольно создал карикатуру, нов этой непроизвольности была ее сила. Гоголь — манекен, моргающий глазами вбесплодных поисках смысла того, что он написал, а потому, пишет Розанов, «я нерешусь удержаться выговорить последнее слово: и д и о т. Он был так женеколебим и устойчив, так же не „сворачиваем в сторону“, как лишенный внутрисебя всякого разума и всякого смысла человек. „Пишу“ и „sic“. Великолепно. Нокакая же мысль? Идиот таращит глаза, не понимает. „Словечки“ великолепны."Словечки» как ни у кого. И он хорошо видит, что «как ни у кого», и восхищенбессмысленным восхищением, и горд тоже бессмысленной гордостью."

Некоторое внимание уделяет ВасилийВасильевич Розанов и языку Гоголя. Известно, что критики, придерживающиесяточки зрения, что Николай Васильевич Гоголь — представитель «натуральнойшколы», любят восторгаться языком «Мертвых душ» и другихтворений, называя его «живым». Опровергая это, Розанов пишет:"Как преднамеренно ошибся Собакевич, составляя список мертвых душ, или какКоробочка не понимала Чичикова — это все мы помним в подробностях, прочитаводин раз и очень давно; но что именно случилось с Германом во время карточнойигры, — для того, чтобы вспомнить это, нужно еще раз открыть «Пиковуюдаму». И это еще более удивительно, если принять во внимание непрерывноеоднообразие «Мертвых душ»…" «Всмотримся в течение этойречи — и мы увидим, что оно безжизненно. Это восковой язык, в котором ничего нешевелится, ни одно слово не выдвигается вперед и не хочет сказать больше, чемсказано во всех других. И где бы мы не открыли книгу, на какую бы смешную сценуне попали, мы увидим всюду эту же мертвую ткань языка…

…Это скорее какая-то мозаика слов, приставляемых одно к другому, которой тайна была известна одному только Гоголю. Не в нашей только, но и во всемирной литературе он стоит одиноким гением, и мирего не похож ни на какой мир. Он один жил в нем; но и нам входить в этот мир, связывать его со своею жизнью и даже судить о ней по громадной восковойкартине, выкованной чудесным мастером, — это значило бы убийственно подниматьна себя руку.

В этой картине совершенно нет живыхлиц: это крошечные восковые фигурки, но все они делают так искусно своигримасы, что мы долго подозревали, что уж не шевелятся ли они."

И как бы подытоживая, Розанов пишет:"Мир Гоголя — чудно отошедший от нас вдаль мир, который мы рассматриваемкак бы через увеличительное стекло; многому в нем удивляемся, всему смеемся, виденногоне забываем; но никогда ни с кем из виденного не имеем ничего общего, связующего, и — не в одном только положительном смысле, но также — вотрицательном."

Надо сказать, что позже Розановизменил свою столь резкую точку зрения, особенно после революции. Он пишет, что"революция оправдала Гоголя". Именно тогда он начинает выделятьГоголя, как первого писателя, сказавшего правду о России. Тогда же Розановнаконец отдает должное Гоголю в своей книге «Опавшие листья»:"Перестаешь верить действительности, читая Гоголя. Свет искусства, льющийся из него, заливает все. Теряешь осязание, зрение и веришь толькоему."

Заключение

Подводя итоги анализа трактовкигоголевских произведений Набоковым и Розановым, следует отметить то, что этидва независимых и разных мнения имели много общего между собой.

И Набоков и Розанов в своих работахвыступают яростными противниками широко распространенного мнения, что Гогольбыл реалистом и писал сатирические произведения.

Однако это единственное, в чемсходятся взгляды писателей. В остальном же, особенно, когда дело доходит дооценки непосредственно творчества Гоголя, оба этих писателя имеют диаметральнопротивоположные мнения.

Так, Розанов отмечает негативноевоздействие книг Гоголя на русское общество. Он говорит о том, что Гоголь посути своей был «политическим писателем», произведения которогоподготовили общество к тому, что после него стало не жалко это общество"ломать". Таким образом, основное внимание Розанов уделяет не самимпроизведениям, а результатам их воздействия на окружающих.

Набоков же более серьезно подошел канализ произведений Гоголя. Он постарался приоткрыть и проанализировать ихскрытую внутреннюю сущность, смысл, разобраться в тонкостях гоголевскихтворений. Он называл их «феноменами языка, а не идей» и не стремилсяанализировать влияние творчества Гоголя на общественное сознание.

Следует заметить также то, что какНабоков, так и Розанов в своих критических статьях говорили о неведении Гоголемтого, что он творит. Человек и художник, жившие в писателе, казалось бысуществовали и действовали не соприкасаясь, а параллельно друг другу, создаваянекую душевную раздвоенность Гоголя, которая в дальнейшем очень сильносказалась на его судьбе и литературном творчестве.

Творчество Гоголя вызвало целыйпоток неоднозначных мнений и оценок, что само по себе неудивительно. Смыслгоголевских произведений нельзя искать на поверхности, он спрятан гораздоглубже. Однако это приводит к тому, что его становится действительно оченьтрудно понять. Поэтому, наверное, так тяжело делать иллюстрации к Гоголевскимпроизведениям и давать им определенные трактовки.

Остановимся подробнее наиллюстрациях к гоголевским книгам. Попытки проиллюстрировать произведенияписателя предпринимались с самого первого их издания, но дальше, чем простоеотображение внешней стороны описываемого действия, дело не пошло. Что жекасается внутреннего смысла произведения, столь важного и представляющегосяНабокову истинно гоголевским, то иллюстрации были бессильны передать. Какправило, с тех пор картинки, встречающиеся в книгах Гоголя, показываютчитателям то, как большинство видело эти произведения до них, тем самымневольно настраивая восприятие на весьма поверхностный лад.

Мало кто, кроме Набокова и Розанова, предпринимал попытки проникнуть внутрь гоголевских книг и разгадать их загадку. Однако эти два разных взгляда на творчество писателя приоткрывают нам завесу, за которой становится виден совсем другой Гоголь, не знакомый нам ранее. Иневольно возникает желание снова перечитать бессмертные творения писателя, чтобы по-новому взглянуть на его мир и попытаться хоть ненамного, ноприблизиться к разгадке тайны этого удивительного человека.

Одними из самых первых произведенийГоголя, которые попались мне в руки, были знакомые еще со школьной скамьи"Вечера на хуторе близ Диканьки". Характерные черты гоголевскихпроизведений становятся хорошо видны читателям уже на страницах этих повестей. Здесь Гоголь реализует себя с неожиданной стороны, представляясь настоящимфантастом, обладающим богатым воображением и полетом фантазии.

Возможно, именно Гоголь был первымписателем-фантастом в русской литературе. К тому же, в его произведениях можноувидеть те черты, что были характерны для сюрреализма. Образы, которые онрисует в своих поздних произведениях, перекликаются с образами, предстающимиперед нами на картинах Босха. В них искренняя и фанатичная вера в Богапричудливым образом мешается с разного рода чертовщиной.

Как мне кажется, Гоголь настольконеоднозначный писатель с таким глубоким внутренним миром, что если восприниматьего произведения только с социальной точки зрения, то можно невзначай упроститьих настолько, что это будет равносильно «убийству» произведения, превращениюего в очередной, ничем не примечательный шаблон. Поэтому мне особо ценным и неординарнымкажется набоковский подход к оценке творчества Гоголя, не склонный к упрощениювзглядов на творения Гоголя. Именно Набоков заставляет читателей задуматься надсвоим восприятием Гоголя, быть может, они что-то упустили, и следует снова иснова искать в этом колодце смысла новое и важное для себя.

При этом Набокова выгодно отличаетот других критиков то, что он никогда не претендовал в своих суждениях наобъективность, подчеркивая сугубо личный характер своих высказываний. Одно изтаких высказываний, на мой взгляд, очень ярко характеризует мир гоголевскихпроизведений. Это идея Набокова о том, что произведения Гоголя построены им позаконам сна.

Действительно, в книгах Гоголя естьмного общего со сновидениями. Ведь порой сны кажутся нам настолько реальными, что становится легко перепутать сон и явь. То же самое, на мой взгляд, происходит и с произведениями Гоголя, в которых сон граничит с реальным бытием.

Произведения Гоголя можно назвать"снами о реальном", в которых сон и явь так тесно и так органично сплетаютсядруг с другом, что трудно понять, где кончается одно и начинается другое. Ноподобно образам из реального мира, гоголевские «сны» не проходят мимо нашегосознания, оставляя в нем неизгладимый след и заставляя задумываться над нимиснова и снова.

Список использованной литературы:

1. В. В. Набоков. Лекции по русской литературе. Москва, Независимая газета, 1996.

2. В. В. Розанов. Мысли о литературе. Москва, Современник, 1989.