Хаос и космос в лирике Тютчева

В человеке желание гармонии более сильной, чем погружение в животворный океан идеального «эфирного» мира: Сумрак тихий, сумрак сонный, Лейся в глубь моей души, Тихий, томный, благовонный, Все залей и утеши. Дай вкусить уничтожения, С миром дремлющим смешай.

Подлинное значение хаоса в лирике Тютчева — это начало уничтожения, бездны, сквозь которое необходимо пройти для достижения полного и подлинного слияния с космосом; тоска, охватывающая при встрече с проявлениями хаоса — тоска и ужас смерти, уничтожения, хотя в них достигается блаженство самоуничтожения. Это тоска причина трагедии человека. Человек — лишь «греза природы». Отсюда, ощущение человеком себя сиротой перед лицом темной бездны, ощущение призрачности жизни: Душа моя, Элизиум теней, Что общего меж жизнью и тобою!

В лирике Тютчева образно выражена мысль, что стихия хаоса, «как бы неадекватная, соответствующая ограниченности человеческого существа», позволяет нам при соприкосновении с ней осознать всю глубину пропасти, отделяющей нас от истинно космической жизни, мысль, что зло и грех не противоположности добра и святости, а лишь ступени к ним.

На этом новом уровне противопоставление хаоса и идеального начала космоса находит выражения не в образах «дня и ночи», а в образах «тишины, успокоения и зноя, мятежности» и столкновение их — это столкновение манящей и бурной красоты жизни с тихой и светлой красотой бессилия и умирания. Здесь подчеркивается черта, присущая самому космосу — сила возвышения над самим собой, — жизненность умирания, богатство бедности, сила бессилия, красота страдания. Хаос, таким образом, — олицетворение «преодоления земного и смертного».

«Обе разнородные силы как бы с обеих сторон сближаются между собой и выявляют присущую им высшую гармонию, недостижимую вне духовного преобразования, страдания и умирания. «Этот синтез достигается Тютчевым и в описаниях осени: Есть в светлости осенних вечеров Умильная, таинственная прелесть. Ущерб, изнеможение, и на всем Та кроткая улыбка увядания Что в существе разумном мы зовем Возвышенной стыдливостью страдания.